Страница 1 из 2
Нужно как-то убить два с лишним часа времени. Курить я уже не могу. Сожженная химиотерапией слизистая сходит пластами, оставляя под собой кровоточащую, чудовищно чувствительную поверхность. Иногда я делаю маленький глоток теплой воды без газа и вкуса. В такую жару вода нагревается мгновенно. Сил на ходьбу уже почти нет, спасибо что еще могу водить машину. Вот! есть еще одно дело, практически рядом. Два поворота налево и квартал вдоль парка. Главное не отрубиться. Храм, где меня крестили. Подъезжаю прямо ко входу, спугнув нищих. Бомжеватого вида одноногий мужик с костылем бросается к машине выпрашивать мелочь, но увидев мою лысую изможденную рожу с ввалившимися глазами, отскакивает назад и мелко крестится. С трудом преодолев три ступеньки, вхожу в прохладный полумрак. Последний раз я был тут лет в тринадцать, собор тогда уже несколько лет стоял закрытым, с забитыми окнами и без крестов – хотели сделать из него планетарий, да бросили. В поисках кладов и приключений на задницу мы, отодрав пару досок залезли внутрь, но ничего, кроме голубей и строительного мусора не нашли, поотскребали отслаивающуюся позолоту с росписей, побегали по крыше да убрались восвояси…
– Исповедаться вам надо бы, мужчина – берет меня под локоть бабулька в платочке.– Рано еще, мать – мягко отвожу я ее руку, поставь ка лучше свечку за упокой, а то не знаю куда – и протягиваю ей сотню. – А за кого ставить то скажи? – Да за всех ставь… Прости мать, не могу я тут… Медленно, страшно медленно иду к выходу. двадцать два шага, боже как далеко. Опять три ступеньки и два шага до машины. Уфф. Теперь отъехать в тенек, и часик отдыха. Не забыть поставить будильник на телефоне. Как хорошо, что пока нет болей. Будильник. 14:30, осталось полчаса. Чтож так херово то, так дело не пойдет. Нужно настроиться. Я ждал этого четыре года, не хватало еще упасть в обморок в последний момент как институтка. Четыре года меня сжигала ненависть, и похоже, что сожгла слишком рано. Врачи мне говорили, что кроме наследственности и канцерогенов причиной возникновения опухоли может быть и сильнейший стресс. Теперь то я понимаю, что не надо было соглашаться на химию. В моем случае результат все равно будет один. Не ожидал, что так резко потеряю силы.”Я знал что будет плохо, но не знал что так скоро”. А вот хуй тебе Паша, не дождешься! Обратный отсчет уже запущен, главное все успеть и нигде не ошибиться. Завожу мотор и аккуратно, как в первый раз, трогаюсь. Сцепление, вторая… Рычаг как пудовая гиря. Левый поворот, никого навстречу, это хорошо. Терпеть, не хватало еще обблеваться. Светофор – зеленый, повезло, опять налево, вот здесь и станем, между акцентом и фольксом-транспортером. Отсюда до главного входа шагов тридцать. Догнать я его в моем теперешнем состоянии не смогу, нужно выходить навстречу. Войти заранее, позасирать мозги охраннику в вестибюле проблемами чернобыльского героя-ликвидатора, снедаемого опухолью головного мозга, главное – увидеть, как подъедет машина, и успеть выйти. Граната уже в клумбе, два шага от входа. Охранник, отставник лет пятидесяти, меня не узнал. Лопух. Вон ведь фотка из личного дела приколота. Ждут. Ждут крепкого, под два метра тридцатипятилетнего мужчину, без особых примет, освобожденного из мест три месяца назад. Думали, он рванет сюда сразу, чтобы как в тот раз душить эту тварь голыми руками. А тут шепелявит облезлым языком неопределенного возраста желтая и лысая как залупа развалина, одной ногой уже прочно стоящая в могиле.