Страница 41 из 45
– Он попросил меня подумать о том, чтобы принять вину на себя и тем самым избавить индустрию от позора. Предложил очень щедрую компенсацию. Я решил не делать этого, драться до конца. Но тут он умер.– Ваш разговор записывался?– Нет.– Очень жаль. В качестве доказательства суд этой записи, конечно, не принял бы, но мы могли б передать ее прессе. Поднялся бы шум, сильно затрудняющий подбор присяжных. В итоге мы получили бы тех, что поглупее. Вы, наверное, уже поняли, что я предпочитаю глупых присяжных. Чем глупее, тем лучше. Так, теперь относительно предположения мистера Бойкина о причастности БР к кончинам людей, судившихся с табачной индустрией. Вот это уже попахивает большими неприятностями.– Правильно.– С другой стороны, доказательств опять таки никаких.– Значит, нам придется расследовать обстоятельства их смерти, – сказал Ник. – Дадим информацию прессе, начнем шарить по кустам, рыться в каждом дупле. Что нибудь да обнаружится. Весело будет.Ник возбужденно потер руки.– Возможно. Но прежде чем тыкать обвиняющим перстом в больших людей, необходимо продумать возможные последствия. Это очень рискованная стратегия. Потому что, если мы ничего не найдем, а просто будем плясать на могилах, крича о заговорах, в которые Оливер Стоун и тот не поверит, мы кончим тем, что до смерти обозлим всех и вся, и особенно судью, и вы получите срок даже больше максимального. Когда дойдет до вынесения приговора, судья может решить, что вам следует отсиживать по каждому пункту обвинения отдельно, а не одновременно по всем. Кроме того, он может отправить вас в тюрьму особо строгого режима. Не уверен, что вам в ней понравится. Но, разумеется, решение за вами. Лично я люблю хорошую грызню в зале суда. Однако на кону стоит, так сказать, ваша задница, а не моя.Ник еще размышлял о сказанном, явственно слыша, как за ним захлопываются, одна за другой, стальные двери, когда из динамика донесся голос секретарши Стива Карлински.– Звонит мистер Рорабачер из Академии табачных исследований. Говорит, очень срочно. Я сказала, что вы заняты с клиентом.– Пожалуй, стоит послушать, – сказал Нику Карлински и снял трубку.– Да. Да. Да, здесь. Понимаю. Он уже знает? Понятно, – Карлински взглянул на Ника и приподнял дугою брови. – Да. Все? Ну, в общем, да. Справимся. Разумеется. У нас крупная фирма. Понятно. Я переговорю с партнерами и в конце дня дам вам ответ.Карлински положил трубку. Откашлялся.– Боюсь, ситуация несколько усложнилась. Мне сообщили, что вы больше не работаете в Академии табачных исследований. Обычное дело в Вашингтоне – о том, что тебя уволили, ты узнаешь со стороны. Как правило, из новостей Си эн эн или от репортера, который звонит в надежде услышать подтверждение, что, пока тебя носило в химчистку, на дверях твоего кабинета поменяли замки.Ник не удивился, тем более что он уже получил от БР выдержанный в ледяных тонах меморандум, извещавший о нежелательности его присутствия на похоронах Капитана.– Да и черт с ним. Мы его еще прижмем.Карлински выпятил губы и собрал чело в складки.– Это может оказаться весьма затруднительным.– Я знаю, вы стоите дорого. Но я уверен, мы сумеем что нибудь придумать. Будете, пока я жив, получать часть моих заработков.– Дело не в этом. Дело в столкновении интересов.– Это каких же?– Я не вправе защищать одного клиента, действуя во вред другому.– Да какому «другому»?– Наша фирма только что получила предложение стать юрисконсультом Академии табачных исследований.– «Только что» означает «минуту назад»?– Да. Такой клиент, как Академия, позволил бы значительно расширить нашу практику. Одни иски курильщиков чего стоят. Хотя зачем мне вам то об этом рассказывать?– Да уж, – сказал Ник, – мне рассказывать не надо.– Если бы решение зависело только от меня, это было бы одно дело. Но я скован фидуциарными обязательствами и должен сообщить об этом предложении моим партнерам. Впрочем, как знать? Может быть, они ответят отказом.– Чего я решительно не понимаю, – сказал Ник, – так это почему вы не сказали мне раньше, что вы такое говно?
– Я думал, вы в курсе, – ответил Карлински.
Ник вышел из лифта в приемную Академии. Его поджидал Карлтон.– Ники, – покраснев, сказал Карлтон, – можно тебя на два слова?– Конечно, – ответил Ник. – Давай поговорим в моем кабинете.– Я… я, собственно, об этом и хотел, – промямлил, почему то шепотом, Карлтон. – БР сказал… а, черт! Ники, я чувствую себя последним дерьмом…– Мне кажется, Карлтон, в последние дни мы все себя именно так и чувствуем.– Точно. Хочешь, я привезу твои вещи прямо к тебе на квартиру – или?..– Это будет неплохо. Могу я попрощаться с сотрудниками? Или у нас теперь сталинский режим и мне надлежит сгинуть бесследно?Карлтон покраснел еще гуще.– Моя бы воля…Мимо них, цокая каблучками, прошествовала Дженнет, чрезвычайно элегантная в новом замшевом костюме.– Ник! – она улыбнулась. – Уже уходишь?И перевела взгляд на Карлтона:– Я же тебе сказала, мне нужны бюджетные показатели, и поскорее.Дженнет развернулась и удалилась в сторону кабинета БР.
– Наш новый исполнительный вице президент, – сказал Карлтон. – Вот же гребенный геморрой, а?
ТАБАЧНОЕ ЛОББИ ИЗГОНЯЕТ НИКА НЕЙЛОРАРорабачер заявил, что он «шокирован» доказательствами, предъявленными ФБР
Хизер Холлуэй, корреспондент «Мун»
«Торговцы смертью» встречались теперь не у Берта, а в темном углу расположенного в виргинском пригороде ресторанчика «Сербский князь». Они решили, что так будет безопаснее – число желающих посещать сербские рестораны в последнее время изрядно подсократилось. По правде сказать, тут было так пусто, что оставалось только гадать, каким образом ресторан все еще ухитряется держаться на плаву. Бобби Джей заявил, что он наверняка является крышей сербских торговцев оружием. Как бы там ни было, для «Торговцев смертью» это было самое подходящее место, и по двум причинам. Во первых, журналисты вряд ли стали бы искать их здесь. Во вторых, то же самое можно было сказать и о мусульманах. ФБР, желая отомстить Нику за его бегство в такси, похоже, убедило Акмаля, что Ник не кто иной, как агент провокатор, работающий на израильтян, и сообщило ему телефон и адрес Ника, девичью фамилию его матери, в общем, все. Теперь та небольшая часть магнитной ленты автоответчика Ника, какая оставалась незанятой звонками репортеров, заполнялась оскорблениями и угрозами неведомых личностей, говоривших с разнообразными ближневосточными акцентами.– Они аннулировали мою медицинскую страховку, – сказал Ник в чашку черного кофе. – Известно ли вам, как трудно получить медицинскую страховку человеку, последним местом работы которого была Академия табачных исследований?– На что тебе медицинская страховка, если ты будешь сидеть в федеральной тюрьме? – спросила Полли.Полли, тоже скрывавшаяся от репортеров, ходила теперь в элегантном платье, темных очках и платочке. Этакая помесь Жаклин О. с Россией матушкой. В ресторане было темно, и Полли, очков так и не снявшая, то и дело сшибала что нибудь со стола.– Действительно, – сказал, помешивая крюком кофе, Бобби Джей. – В тюрьмах свои врачи. Естественно, очень опытные, все до одного из медицинских школ «Лиги плюща».– А другой темы для разговора у нас не найдется? – хмуро поинтересовался Ник.– Ну брось, я уверена, до этого не дойдет, – сказала Полли, погладив его по руке.– Вот и все остальные говорят примерно то же. Мне де может еще повезти, и я проведу ближайшие десять лет на переделанной под тюрьму военной базе в пустыне. Очень утешительная мысль.– Все лучше, чем «Лортон», – всхрапнул Бобби Джей.«Лортоном» называлась тюрьма в Виргинии, в которую из округа Колумбия сплавляли излишки закоренелых рецидивистов. Репутация у нее была весьма скверная – особенно туго приходилось там белым.– Да никто тебя в «Лортон» не пошлет, – сказал Ник, раздраженный попыткой Бобби сравняться с ним. – Ты ветеран Вьетнама, инвалид, это твой первый срок. Получишь шесть месяцев условно. Так что, ради бога, не надо пересказывать мне своими словами «Балладу Редингской тюрьмы».– Да? А почему же мои адвокаты твердят, что у обвинения руки чешутся упрятать меня за решетку? Во первых, я белый, во вторых, работаю на самое ненавидимое лобби Америки…– Ах, неужели? Оружейное лобби – самое ненавидимое в Америке? Мне что же, каждый день напоминать тебе, что я несу личную ответственность за гибель более полумиллиона людей в год, между тем как на твоей совести от силы тридцать тысяч…– О господи, – вздохнула Полли.– Простите, – сказал Ник. – Я нынче не в своей тарелке.– Странно, с чего бы это? – откликнулась Полли.
– Завтра похороны Капитана. Мне совершенно ясно дали понять, что мое присутствие на них нежелательно. И угадайте, кто будет произносить надгробное слово? – Ник покачал головой. – БР.
Ощущая, как под накладным носом и фальшивой бородой скапливается пот, Ник думал о том, что Капитан правильно поступил, завещав похоронить себя в Ревущем ущелье. Все таки здесь не такая адская жара, как в Уинстон Сейлеме. В битком набитой баптистской церкви было не продохнуть. Резиновый нос Ника грозил в любую минуту отвалиться. Сидевшая рядом с ним тощая старуха уже начала странно на него поглядывать.В задних рядах теснились репортеры, кое кто даже из национальной прессы. Кончина Капитана в самый разгар связанного с похищением скандала истолковывалась как «конец эпохи». «ЧТО ТЕБЯ ЖДЕТ, ТАБАК?» БР только что взгромоздился на кафедру.